Мишель Лебрюн - Смерть молчит [Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас]
Малле пришел в голову еще один отчаянный аргумент.
— А свинцовая труба со следами крови Сентена, которую вы получили вместе с письмом Мартина, указывающим на меня, как на виновника?
Инспектор добродушно усмехнулся, ударил рукой по столу и сказал:
— Ничего подобного мы не получали.
Франсуа был убит. Полицейские не давали себя убедить, что он совершил покушение на Сентена, не хотели верить, что Мартин его шантажировал, зато любой ценой силились внушить ему, что он, Франсуа, этого не делал. В принципе это было даже забавно!
«Значит, не скажу ничего больше. Зачем защищаться, если они заранее уверены, что я лгу? Сдаюсь».
— Уведите его, — бросил инспектор. — Я хочу увидеться с его женой.
* * *На счастье, на него не надели наручников. Две ночи, проведенные в камере, в обществе грязных оборванцев и подозрительных типов, не прошли бесследно. Когда он вошел в кабинет инспектора Туссена и когда увидел Джульетту в голубом платьице, на глазах навернулись слезы.
— Садитесь, — предложил инспектор.
Полицейский, сопровождавший Франсуа, удалился.
Туссен закурил и начал разговор:
— Малле, вы влезли в такое болото, из которого бы никогда не выбрались, не займись вами жена. В результате моей встречи с ней я нашел на станции метро «Сталинград» шарик из оникса от ваших ключей. Лежал он на путях среди всякого мусора, и нам очень повезло, что его нашли. Это доказывает, что вся история была правдой: ошибка, шантаж Мартина, который не знал, что его сообщник жив, подорвали вашу нервную систему и так ослабленную алкоголем. Это в известной мере поясняет и ваш тайный визит к Шазелю. Но ваша жена рассказала мне еще о некоторых деталях, куда более важных, о которых вы, видимо, забыли, поскольку было это довольно давно. Небольшая деталь, которая с вами случилась в необычных обстоятельствах. Ничего не припоминаете?
Тут вмешалась Джульетта. Умоляющим тоном сказала:
— Но послушай, Франсуа! Разве ты не помнишь, как мы отвозили моего дядю в Рамбуйе к врачу на консультацию?
Франсуа, совершенно растерявшись, старался что-то понять, припомнить, только память его подводила. А Джульетта настаивала:
— Ты наверняка помнишь. Дядюшка сидел рядом с тобой и как-то достал револьвер из ящика для перчаток.
Франсуа напряг память. Его искаженное лицо вдруг прояснилось. Прошептал:
— И тогда ты, из опасения, как бы он себя не ранил, вынула из револьвера все патроны и выбросила их в ближайший пруд… И с тех пор револьвер не был заряжен.
— Совершенно верно, — подтвердил Туссен. — И когда ваша жена сообщила мне об этом происшествии, я велел проверить оружейников. Один из них хорошо помнил, что на той неделе продал коробку патронов калибра 6,35 Шазелю. Вы забыли об этой мелочи, которая уже наполовину вас оправдывает, и к тому же лаборатория только что выдала мне результаты анализа, которые таковы: отпечатки пальцев Шазеля на револьвере подлинные. И на гильзах патронов тоже его отпечатки. Это доказывает, что вы не убивали вашего шефа.
Франсуа облегченно вздохнул. Благодарно взглянул на Джульетту, глаза которой были полны слез.
Туссен продолжал:
— Остается дело о нападении на Сентена. Но, по счастью, удар не был смертелен, и к тому же у него на совести немало преступлений… Что касается смерти Мартина, вы за нее не в ответе. Из всего, вместе взятого, я вижу единственного виновника: Виктора Шазеля, которого нет в живых. Так что вы свободны.
Инспектор встал, старательно погасив в пепельнице окурок, и похлопал Франсуа по плечу.
— Вы должны благодарить свою жену, месье Малле.
И если позволите, дам вам дружеский совет: перестаньте пить. И вам нужно отдохнуть месяц-другой, сменить окружение, уехать куда-нибудь…
* * *Весна все больше давала знать о себе. На бульварах появились пестрые лотки букинистов. Франсуа шагал медленно, словно выздоравливающий, держась за руку жены.
— Знаешь, Франсуа, то турне по Южной Америке… Я согласилась.
Он уставился на нее.
— Да, — продолжала она, — нашему импресарио нужен был специалист по рекламе. Хороший шеф рекламы — это очень важно. Так что я предложила тебя и полагаю, ты подпишешь контракт. Твой оклад составит…
Поцелуем он заставил ее умолкнуть.
Посыльный, проезжавший на велосипеде, бросил:
— Везет тем, кому не о чем беспокоиться!
Патрик Квентин
Другая жена
(Пер. с англ. И. Тополь)
1
Удивительно, но именно в ту минуту я думал об Анжелике. В тот вечер мы — моя жена, я, Поль и Сандра Фаулеры — были в театре. После спектакля мы зашли к нам пропустить по стаканчику, и потом я отвез Фаулеров домой, в Гринвич Вилледж. Не знаю, с чего я вдруг вспомнил об Анжелике — ведь прошли уже месяцы и даже годы, как я излечился от своих чувств, и в тот вечер далеко-далеко были те романтические, опасные и недобрые времена в Европе, когда Анжелика была моей женой и — как мне казалось — моей единственной любовью. Поль и Сандра Фаулеры тогда тоже знали ее, и в Поле, несмотря на все его сегодняшнее спокойное благодушие, я все еще видел что-то общее с присущей Анжелике непрактичностью и безалаберностью. Но с Полем я никогда не прерывал контактов. Так что это вряд ли из-за него. Скорее, весь этот богемный квартал, да, именно он напомнил о ней мне снова. Хотя в Гринвич Вилледж мы с Анжеликой никогда не жили, это место подходило к ней, как никакое другое. Именно потому ее образ встал вдруг перед глазами, как живой, словно только вчера она бросила меня и нашего сына в итальянском Портофино, чтобы сбежать с Чарльзом Мэйтлендом.
И тут вдруг, как невероятное болезненное видение, я заметил ее — заметил в окне машины, как она рассчитывалась с таксистом перед запущенным жилым домом из бурого песчаника на Десятой западной улице.
Только изумление — ничего более — заставило меня затормозить и выскочить к ней. Такси тем временем уехало, была холодная мартовская ночь. Растрепанная, она стояла перед домом, копаясь в сумочке.
— Привет, Анжелика, — сказал я.
Анжелика никогда ничему не удивлялась. Это было главной чертой ее характера. Она только уставилась на меня своими огромными, загадочными синими глазами и произнесла:
— Билл! Билл Хардинг.
Сразу после развода, да еще и в первые месяцы моего нового супружества я несчетное число раз представлял эту встречу и всегда видел ее как событие, полное драматического напряжения, отмщения и даже горького покаяния моей бывшей жены. Но ее явное нежелание придавать ему хоть какое-то значение меня охладило, так что я уже не испытывал ничего, кроме некоторого любопытства.
